Воевода - Страница 88

— Семь бед — один ответ, будь по-твоему.

Вернулся посыльный, а с ним и мои хлопцы.

Пленных гнали перед собой. Ратники вели за собой на поводу разбойничьих коней, навьюченных собранным оружием.

— О, боярин, — удивился Прохор, — так у тебя и трофеи есть.

— Зря, что ли, в лесу мерзли, обоз ваш дожидаючись! По коням!

Мы оседлали лошадей и тронулись в путь. Скорость была невелика — тормозили движение пешие пленные да обоз. Золото — металл тяжелый, и лошадям, впряженным в сани, приходилось нелегко. Однако же дорога вскоре пошла с холма под уклон, а верст через пять и постоялый двор при дороге показался.

До темноты еще оставалось время, но, учитывая, что люди устали, замерзли и проголодались, мы решили остановиться на постой.

Лошадьми заполнили всю конюшню, пленных поместили в подвал.

Мы заполнили трапезную до отказа и съели все, что было приготовлено на кухне. Хозяин был рад наплыву постояльцев, как же — зимой народу всегда меньше останавливается, чем летом.

Я расплатился за еду и ночлег. Разместились в трех небольших комнатушках. Помогли стрельцам занести в комнату тяжеленные сундуки. Я со своим десятком занял две комнаты. Мне и Федору уступили постели, остальные спали на полу — люди рады были и такому: все не на морозе в лесу. Усталость и тепло от топившихся печей сделали свое дело — не успев толком раздеться, ратники повалились на пол и заснули.

Проснулись утром поздно, уж солнце вставало. Первым делом — умыться и за стол.

Хозяин, видимо, всю ночь не сомкнул глаз вместе с поварами, соображая, чем накормить такую ораву и заодно предвкушая неплохой заработок. И не зря старался — от жареных поросят и гусей остались только начисто обглоданные кости. Когда-то еще доведется так плотно поесть? Вот и набивали мужики желудки впрок.

Лошади тоже были накормлены и отдохнули за ночь. Четверых стрельцов оставил Прохор на постоялом дворе, чему те и рады были — в тепле сидеть — это не по морозу с обозом тащиться.

Через два дня мы подъезжали к Вологде. Хотелось подстегнуть коня, промчаться вихрем оставшиеся версты, лихо взлететь на порог, обнять жену и сына. Но! Приходилось тащиться с обозом до конца.

Мы подъехали к городским воротам. Вышедший навстречу остановившемуся обозу старший стражи пытался прояснить вопрос с мытом, но, увидев погибшего ратника, сваленное оружие, сундуки с печатями и услышав мои объяснения, все понял и отступил в сторону.

Въехав в город, мы сразу направились к хранилищу — одному из двух главных государевых запасов. Второе находилось в Белозере, расположенном на берегу живописного озера Белое, у истоков Шексны. Суровые природные условия были естественным препятствием при набегах степных кочевников. В самой Москве государь больших ценностей не держал. Москва многократно горела, осаждалась врагами, начиная с татар и заканчивая наполеоновскими войсками в далеком будущем.

Обоз остановился у знакомого мне здания, перед окованными железом воротами.

На стук Прохора в маленькое оконце в двери выглянул усатый страж. Борода у него тоже имелась, но усы! Они меня поразили — таких роскошных, больших и ухоженных усов мне раньше встречать не доводилось.

— По какому делу?

— Из Казенного приказа, в хранилище — с ценностями.

В окне показался левый ус и глаз, затем правый ус — стражник оглядывал телеги и людей, собравшихся у двери.

— Подожди.

Усач закрыл оконце. Вскоре сбоку открылась дверца, и вышел служивый в сером охабне с меховым воротником.

— Бумаги давай.

Прохор растерялся:

— Какие?

— Ты что, в первый раз?

— На обоз нападение было, едва от разбойников отбились, вот боярин, спасибо ему, помог. Почти все стрельцы на дороге полегли, старшего охраны убили, казначей тоже погиб, — наверное, бумаги у него были.

— Не можно без бумаг груз принять.

— Да ты что, ополоумел? Куды мне сундуки с золотом девать? Я из стрельцов один с обозом. Это все — холопы боярские. Вон, смотри, те двое — ранены, на конях еле держатся. А ты… — У Прохора от недоумения и возмущения сорвался голос.

— А мне все едино.

Я не выдержал, схватил служивого за грудки.

— Слушай, ты, крыса! С тобой я, боярин Михайлов, воевода государев, говорю. Хотя ты этого и не стошль. Зови дьяка или подьячего.

— Руки убери, я на службе.

— Я тоже на службе. Еще слово скажешь, велю плетей всыпать!

Служивый скосил глаза в сторону, где Федька демонстративно похлопывал плеткой по голенищу сапога. При этом он плотоядно щерился.

Похоже, он поверил в мою угрозу.

— Отпусти.

Я отпустил охабень. Служивый оправил одежду и юркнул в дверь. Зажрались они тут, на спокойной службе.

Дверь снова громыхнула, вышел дьяк.

— Это кто тут грозится плетей дать государеву человеку?

— Я, боярин Михайлов, жилец вологодский и воевода государев.

Слово «государев» я выделил голосом.

— И что хочешь?

— Обоз золотой из Москвы привели. Выехал- то обоз под охраной стрельцов, да после Ярославля разбойники напали, почти всех стрельцов и казначея живота лишили. Мои люди помогли разбойников побить да золото до хранилища доставить. А теперь твой уперся — без бумаг, дескать, не приму.

Дьяк задумался.

— А бумаги где?

Вмешался Прохор:

— Думаю, при казначее остались, да убит он. В двух днях пути отсюда лежит.

— Ну что же, сейчас золото сочтем при видаках да опись составим. Один список у нас останется, другой тебе отдадим. Ты же в приказе отчитаться должон.

— Разумно.

Мы с Прохором переглянулись и согласно кивнули.