Двоих срубили сразу, остальные побросали оружие и подняли руки.
— Сдаемся, не убивайте!
Хлопцы окружили оставшихся в живых.
— Кто из вас Иван?
— Вон лежит, со свинцом в башке, — угрюмо сказал зверского вида заросший бородой до глаз мужик в заячьем треухе.
— Парни, пленных связать, оружие собрать!
Хлопцы сноровисто связали руки разбойникам, свалили в кучу собранное оружие.
— Ты и ты — останетесь здесь, охранять. Остальные — за мной!
Теперь по той же дороге мы пустились вверх, к обозу.
— Стой! Зарядить мушкеты!
Отработанными движениями холопы шомполами прочистили стволы, из рожков засыпали порох, утрамбовав пыжом, всыпали картечи, прибив новым пыжом. Из пороховницы подсыпали пороху на полки.
— Готово, боярин.
У меня созрела дерзкая мысль: не таясь, открыто подскакать к обозу и дать залп с дороги по разбойникам, наседавшим из леса. Конечно, поразим не всех — деревья помешают, но кого- нибудь да зацепим. А потом на конях к лесу и — в сабли их. Думаю, скажется эффект неожиданности. Они же подмогу ждут на конях. Лишь бы десятник сообразил, что это мы, да стрельцы бы нас за татей не приняли. Ну да Бог любит смелых!
Я объяснил холопам задачу. Отдавать приказы у обоза будет уже поздно — разбойники поймут, что мы чужаки и организуют отпор.
Мы поскакали по дороге. Кони уже изрядно устали и вверх по склону холма двигались не так быстро, как хотелось бы.
При нашем появлении из-за поворота редкие выстрелы с обеих сторон стихли. Стрельцы и нападавшие выжидали, пытаясь понять — кто приближается.
Как только мы поравнялись с обозом, я выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил по мелькавшим среди деревьев фигурам. Мои ратники тоже начали пальбу.
— Вперед, в атаку!
Кони, сойдя с дороги, увязли в снегу. Холопы спешились, схватились за сабли.
Сзади послышался шум, возбужденные голоса. Я обернулся. Это десятник стрелецкий Прохор, видя нашу атаку, поднял своих стрельцов нам на помощь.
Рубились мы яростно. Разбойники быстро поняли, что помощи ждать неоткуда и пощады не будет, а потому бились за свою жизнь отчаянно. Но теперь нас — вместе со стрельцами — было в два раза больше.
Наши люди обозлились: в плен никого не брали — рубили насмерть. Полчаса — и бой стих. Полегли разбойники — все до одного.
Мои холопы собрали у убитых оружие и свалили его у дороги.
— Федор, все целы?
— Андрей убит, еще двое ранены, но в седлах усидят.
— Тело Андрея к седлу привяжите, дома похороним по-человечески. Оружие — на сани.
— Так не наши сани-то.
Я посмотрел вопросительно на Прохора. Он кивнул.
— Все равно в Вологду ехать, по пути.
Я подошел к Прохору.
— Ты как?
— Я-то цел, а из стрельцов только пятеро в живых и осталось.
— К награде готовься!
— Это почему же? — удивился простовато Прохор.
— Обоз и золото сохранил, а что людей твоих полегло много — так сеча жестокой была, считай — две шайки в обхват нападение затеяли.
— Верно говоришь, боярин. Так ведь и не без твоей помощи!
— Так-то оно так. Вот только людей сколько сгибло! Я еще в Ярославле к старшему вашему подъезжал, предупреждал о засаде, да не послушал он. А вот ты поостерегся, нас подождал — малой кровью все и обошлось.
— Видел я тебя со старшим, да вослед только, уже ускакал ты. И о чем говорили вы — не ведаю. Старший ни словечком о засаде не обмолвился.
— За что сам жизнью и поплатился.
— Боярин, ты же вологодский?
— Так, я ведь говорил уже.
— Нам тоже в Вологду, в государеву казну. Поможешь с охраной? Сам видишь — людей у меня не осталось почти.
— Один сундук с золотом нам отдаешь — и доведем в лучшем виде, — пошутил я.
— Сундук? — задохнулся от возмущения Прохор. Шутки он не понял.
— Да успокойся, шучу, — я широко улыбнулся. — Что со своими погибшими делать будешь?
— Похоронить по-христиански не могу — земля мерзлая, к тому же золото доставить надо. Присыплю снегом; обратно через несколько дней поеду — заберу тела.
— Ну, как знаешь, люди твои, тебе теперь до конца и ответ нести: и за ратных людей, и казначея убитого, а еще и за ценности, что на подводах.
— Боярин, ты мне вот что скажи, а то никак в толк взять не могу, — ты-то откуда про сундуки с золотом узнал? Дело ведь тайное!
— Оттуда же, откуда и про засаду. Теперь и сам знаешь — сюда тати разбойные на подмогу спешили. Так мы там, ниже по дороге, их побили. А среди них — писарь Иван из Казенного приказа. Смекаешь?
— Вот где Иуда приживался, — заскрежетал зубами десятник. — Ну дык не зря говорят: на чужое польстился — все потерял. А тут — на казенное добро государев человек позарился! За мерзость такую и живота теперь лишился.
— Готовься к движению, не до темноты же здесь стоять. Федор, пошли ратника за пленными и нашими парнями.
— Боярин, так ты что — и пленных взял?
— Не без того.
— Вздернуть их надо, чего с собой тащить? — передернул плечами Прохор.
— Оно можно и вздернуть, только тебе они в первую очередь нужны.
— Мне-то зачем? — не понял десятник.
— За людей своих, что вот тут, на дороге сгинули, отвечать придется. Разбираться начнут, а у тебя и виновные есть, они же и видаки.
— А и правда, — схватился за мысль Прохор.
— Я бы на твоем месте оставил их на ближайшем постоялом дворе, да с охраной из стрельцов.
— Помилуй Бог, боярин, у меня и стрельцов- то почти не осталось.
— Оставь всех. Уж до Вологды, до самого хранилища, мы тебя доведем, а на обратном пути заберешь.
Прохор задумался, потом махнул рукой: