Воевода - Страница 89

Сани въехали во двор.

— Федор, езжай с десятком домой, доставь тело Андрея, о раненых позаботься да баню готовь пока.

Я же с Прохором вошел во двор. Дюжие молчаливые мужики легко подняли сундуки и понесли их в комнату. Прохор и я вошли следом.

Дьяк и служивый в охабне были уже там. Дьяк осмотрел сундук и сургучные печати на них.

— Печати Казенного приказа целы, так и запиши.

Служивый стал записывать.

— Открываем первый сундук.

Дьяк снял с пояса связку ключей, отпер замок. Занятно! У Прохора ключей не было. Подозреваю, что и у убитого казначея их не было тоже.

Долго пересчитывали монеты: отдельно серебряные, отдельно — золотые. Записали. Вскрыли второй сундук. Тут дело пошло побыстрее, так как он был с чашами, подносами, кубками. Все — из злата-серебра да с каменьями драгоценными. Но для счета удобно, предметы крупные. Сосчитали, записали на бумаге. Дьяк и служивый подписали, приложились пером и мы с Прохором. Служивый сыпанул щедро песочка на бумагу — вместо промокашки, сдул, протянул Прохору. Стрелецкий десятник свернул документ в трубочку, сунул за пазуху.

— Фу, доставил! Как камень с шеи свалился.

Мы пошли к выходу. Дьяк взял меня за локоть.

— Слышал о тебе, боярин Михайлов. Говорили — смел, удачлив и крут. Убедился сам. Ну что же, рад знакомству.

И протянул мне руку.

— Фрол Артемьев я.

— Со знакомством, значит.

Всех вологодских бояр и многих служивых людей я в Вологде знал, но с Фролом раньше не пересекался. Он в хранилище своем сидит, а я больше на воздухе — то в поместье своем, то в походе. В принципе — мужик разумный, выход из положения нашел быстро, с таким приятно иметь дело.

За воротами меня ожидал один из моей десятки. Он держал под уздцы коней — моего и Прохора.

— Ну что, боярин, будем прощаться?

— Зачем прощаться? Вечер скоро, обратно утром поедешь. Сейчас ко мне: в баньку сходим, попируем; переночуешь, а уж завтра — в обратную дорогу.

— Приглашаешь, значит? Не против я. Видел я тебя в деле, боярин, — бились вместе, и за столом с тобой чарку выпить да хлеб преломить за честь почту.

Мы вскочили на коней и через пять минут уже были дома. Банька была уже готова: все- таки ценности считали долго, думаю — часа два с лишком.

Я обнял жену и Василия:

— Видите, все нормально, я дома.

Дворня уже суетилась, готовя на стол. Мы же с Федором и Прохором отправились в баню. Остальные холопы из вернувшейся десятки пойдут во вторую очередь — не но чину им в первую.

Попарились знатно, смыли грязь, обмылись. А в предбаннике уже исподнее чистое лежит. Прохора тоже не обделили. Посидели немного, попили кваску — да и в трапезную. Стол от угощения ломился, как на пир. И в самом-то деле — боярин, отец семейства вернулся.

Поскольку мужики проголодались, накинулись сразу на мясо. И только когда утолили первый голод, тосты затейливые говорить стали, вспоминать подробности нападения татей. Из-за стола едва вышли уже за полночь, погрузнев от еды и выпивки. Я рухнул в постель и отрубился начисто.

Проснулся рано — нужда пробудила. Глядь — а во дворе Прохор уже лошадь седлает.

— Все ждал, когда проснешься, боярин. Негоже как-то уехать, не попрощавшись.

— Не торопись, покушай на дорогу.

— Кухарка покормила да сала с хлебом в дорогу дала. Теперь не пропаду!

Прохор засмеялся. Мы обнялись на прощание.

— Хороший ты мужик, Георгий, надежный. Мне бы — под таким сотником.

— Сам дорастешь. Прощай!

Я вернулся в дом и снова завалился в постель. Отоспаться хочу, устал за поездку. А Елена уже проснулась, глаза открыла.

— Лен, в переметной суме шкатулка занятная — то тебе привез, возьми.

— Хорошо, милый. А ты поспи еще чуток.

Жена провела теплой ладошкой по лбу, и я

уснул, счастливо улыбаясь. Много ли человеку для счастья надо? Тепло, сытно, жена любящая рядом, покой. Почаще бы так!

Пару дней я отдыхал сам и Федору велел не беспокоить холопов. Отоспятся пусть, отдохнут, сил наберутся.

Отпели в церкви убиенного раба Божьего Андрея, похоронили по-христиански, на кладбище за церковью. Провожали его в последний путь все ратники и домочадцы. Когда опустили гроб в могилу и комья земли начали глухо ударяться о дерево, у дороги под деревом заржал конь. Я оглянулся: это был боевой конь Андрея, теперь уж под другим ратником.

Свыклись уже с человеком, жалко было до слез. Однако битв — больших и малых не бывает без крови и без потерь. И закон битвы неумолим: цена победы — жизни человеческие. Еще никому не удавалось добиться победы, не заплатив за нее кровавую мзду. Другое дело, что у талантливых воевод она меньше.

Да и в конце концов еще никому не удалось избежать смерти, и но мне — так лучше встретить смерть в бою, чем в старости в постели, немощным маразматиком или того хуже — под забором, всеми забытым и ненужным. Хотя и говорят, что судьбу не выбирают, и на все — Его воля, только по мне — сражаться до последнего, хоть зубами, но под заклание шею не подставлять!

С моим возвращением жизнь в доме снова закрутилась в круговерти событий. И тем приятнее были маленькие радости в суровой действительности. Моя награда — шкатулка с музыкальным звоном — пришлась по сердцу Елене, и она иногда открывала и закрывала крышечку просто так, чтобы послушать мелодичный перезвон. Знакомые дамы обзавидовались, просили у мужей такие же диковины. Тем только и оставалось, что беспомощно разводить руками. Ан штука редкая, заморская, и я таких на торгах разных городов не встречал.

Я снова погрузился в дела поместья.