Воевода - Страница 81

— Сделаю, боярин.

Я прошел в отведенную нам комнату, разделся. Как только Федор вернулся и запер дверь, меня сморил сон.

Утром проснулись рано, не дождавшись известия от слуг. Умылись, плотно перекусили. Черт, чего Серафим не выходит? Долго ли нам в трапезной болтаться? Или он поджидает кого- то? Не подойдешь же, не спросишь. А может — взять его в плен да допросить с пристрастием? Сам ведь, по доброй воле, не скажет. А у нас, кроме подслушанного мною разговора, и улик никаких нет. Мало того что отопрется — скажет, что разговора не было, напраслину боярин возводит, так еще и в суд меня призовет за навет. Нет, задержание и допрос не годятся. Придется выжидать, хотя мне эта пассивность никогда не нравилась.

Появился в трапезной все-таки Серафим — заспанный, зевает. Не торопясь поел и исчез в своей комнате. Вышел одетый и не спеша пошел в конюшню. Эдак мы полмесяца ехать будем.

Серафим все-таки выехал. Мы отпустили его подальше, но в пределах видимости, и пустились за ним. Так и ехали — день, второй… Уж и Ростов проехали, Ярославль скоро…

А за Ярославлем Серафим нам загадку подкинул — повернул с тракта направо и направился по льду замерзшей Волги. Там, в паре дней пути, Кострома. Неужели он костромской? Плохо. Если он местный, то город знает, сообщники у него там, и если от нас оторваться захочет, сделает это запросто.

После Ярославля Серафим как-то насторожился. До этого он спокойно ехал, не оглядываясь. Спиной наши взгляды почуял или всегда при приближении к дому подстраховывался?

Ближе к вечеру наш подопечный свернул с наезженной дороги по льду Волги на ее левый берег и по узкой санной колее поехал к небольшому селу на взгорке. Интересно, живет он там или к сообщникам направился?

Пока мы не спеша продвигались по дороге, Серафим исчез. Близко подъезжать было нельзя — он бы нас сразу засек, отпустили подальше — и вот итог. Теперь гадай — в какой он избе, как долго пробудет?

Уже темнеть начало. Если в селе есть постоялый двор, то нам, считай, повезло, все не на улице ночевать придется. Вечером селяне крепко закрывают ворота и чужаков не пустят. Да и не в каждой избе место свободное найдется — детей- то у крестьян много, сами вповалку спят.

Глазастый Федор узрел огонек на единственной улице.

— Боярин, давай подъедем.

Тут и впрямь оказался небольшой постоялый двор.

Мы остановились у ворот; Федор сбегал на конюшню, переговорил с конюхом. Вернулся слегка озадаченный:

— Нет, боярин, конюх говорит — не приезжал никто.

Мы завели лошадей во двор — хоть сами переночуем в тепле и лошади отдохнут. Как бы узнать, живет Серафим здесь или в гости приехал?

Слуга повел лошадей в конюшню, мы же прошли в трапезную.

Постоялый двор был пуст — мы были его единственными гостями.

Обрадованный хозяин усадил нас на лучшие места и любезно осведомился, что милостивые судари откушать соизволят?

— А все, что с пылу с жару тащи на стол, — распорядился я. Мы здорово продрогли, хотелось поесть и согреться.

Хозяин сам принес жареного поросенка, соленых огурцов, капусты, куриного супчика, вина стоялого, пирогов рыбных. Да тут еды хватило бы и на пятерых.

Когда первый голод был утолен, и мы немного согрелись, я завел разговор.

— А скажи, хозяин, как село называется?

— Кривой Лог, барин.

— Много ли в нем дворов?

— Много — пять десятков будет.

— Жителей всех знаешь?

— А то!

— Не подскажешь — есть ли такой Серафим?

Я подробно описал мужика. Хозяин поскреб затылок:

— Да вроде не припомню такого.

Я достал из поясного кошеля серебряную монету и бросил ее на стол. Хозяин цапнул серебро, но я припечатал его руку своей.

— Сначала расскажи!

— Не живет у нас такой, но заезжает. Третий дом отсюда — Самоха. Серафим — скользкий тип, да и Самоха не лучше. На что живет — непонятно. Огород в запустении, из живности во дворе только птица да свинья. А бабе своей меж тем одно обновки меняет. Наши бабы уж обзавидовались.

— Ты — к Серафиму поближе.

— А что Серафим? На постоялый двор заходит редко — только забежит иногда твореного вина выпить. Но вот приметил я — как Серафим в селе появляется, так Самоха на несколько дней куда-то пропадает. Не иначе — оба одним делом промышляют.

— Каким же?

— То мне неведомо.

— Все сказал?

— Что знал.

Я убрал свою руку. Хозяин попробовал серебро на зуб, удовлетворенно кивнул и сунул монету в калиту на поясе.

Мы доели поросенка, допили вино. Потянуло в сон.

— Веди, хозяин, в комнату.

Поднялись на второй этаж. Хозяин открыл дверь жарко натопленной комнаты.

— Отдыхайте, гости дорогие.

— Ты вот что, хозяин. Разбуди с первыми петухами.

— Как изволишь, барин.

Мы сняли тулупы и уселись на постели.

— Что думаешь, Федор?

— Мыслю, Серафим — главарь, а Самоха этот — подручный. Как Серафим приезжает, Самоха собирает людей своих по деревням — и на злодейство едут.

— А что, пожалуй — верно думаешь! Я такого же мнения. Давай спать, я хозяину сказал — разбудить нас с первыми петухами. Коли первый встанешь, проследи со двора — не проедет ли по дороге Серафим.

— Сделаю, боярин.

— Тогда спать.

Через минуту мы уже спали. Мне показалось, что голова только подушки коснулась, а в дверь уже стучат.

— Кто? — спросонья хрипло спросил я.

— Петухи пропели, ты же, барин, сам разбудить велел, — послышался голос хозяина двора.

— Федор, встань, поди проследи за дорогой, я еще сосну чуток, а то будто и не спал.

Федор оделся и, зевая, вышел.