Воевода - Страница 46

— Други мои! Победой закончилась сегодняшняя сеча, но мы разбили лишь малую часть татар. Наши товарищи еще сражаются с врагом, и нам расслабляться нельзя. Струсившие и оставившие поле боя татары могут вернуться и привести с собой свежие силы. Потому сейчас — ешьте и отдыхайте. Разрешаю выпить по чарке вина, но не более! Кого увижу пьяным, завтра самолично буду сечь плетью перед всем честным народом! Брони надеть, оружие не снимать! Возвращаемся в лагерь!

Я слез с коня, как с трибуны. Бояре недовольно сопели — привык русский народ пьянствовать после успеха. Но я хорошо помнил несколько случаев, когда татары целиком вырубали полки только потому, что все ратники были пьяны и не оказали сопротивления.

Я отдал распоряжение о высылке дозоров на три стороны и смене караулов. Хоть и были недовольны бояре и воины, но перечить мне никто не посмел. После победы меня сочли удачливым, и авторитет мой к вечеру этого дня был значительно выше, чем утром — до битвы. Кем я был утром? Неизвестный в полку вологодский боярин, о коем многие и не слыхали. Вечером же я был уже умелым полководцем, сохранившим в сече со злым и жестоким врагом большую часть полка. А удача в эти времена значила много. Удачлив — стало быть, Бог на твоей стороне, и весть об этом в войске разнесется быстро. Еще надо было учитывать, что сводный полк, который хоть и ставили не на самые опасные участки, часто погибал в боях почти полностью — из- за плохой вооруженности, необученности, да что там — несогласованности действий отдельных бояр. Почувствовав перед боем и во время него мою твердую руку, полк подобрался и действовал согласованней и лучше. Те, кто воевал в этом полку раньше, быстро это поняли.

Когда подоспела нехитрая похлебка, все поели и подняли по чаше вина за упокой душ убиенных на поле бранном и провели благодарственный молебен Господу о победе над врагом. Поскольку все устали и вымотались, то улеглись спать. Над лагерем стоял густой храп, некоторые во сне вскрикивали — видимо, по новой переживая события боя. Я тоже быстро отрубился.

А проснулся от толчка в бок. Спросонья схватился за саблю.

— Эй, боярин, ты чего? Это же я, Федька!

Рядом со мной стоял Федька-заноза и толкал

меня в плечо.

— А, что случилось?

— Утро уже, гонец за тобой приехал, ко князю требует.

— Сейчас, только лицо умою.

Я умылся, оправил на себе одежду. Пока я прихорашивался, подъехал на коне Федька, ведя моего коня в поводу. Шустер — и когда только успел?

Я передал полк Денисию, отдал распоряжения. С десятком конных ратников мы помчались ко стану князя. Войска вокруг поубавилось, видимо — все разошлись по отведенным местам.

У шатра князя Одоевского мы спешились, и Федька сунул мне в руку какую-то тряпку.

— Чего ты мне суешь?

— Бунчук мурзы — я срезал с древка.

Так я и вошел в шатер — с бунчуком в руке.

— Боярин Михайлов, прибыл по вызову.

— Ну, здрав буди, боярин. Как у тебя дела?

— Да вот, повоевали вчера.

Я бросил на стол татарский бунчук. Князь и его окружение удивились.

— Не слышали ничего. Постой-ка, бунчук-то тысяцкого. Ты что, тысячу побил?

Все уставились на меня.

— Не — не всю, мертвяков ихних насчитали семьсот пятьдесят.

По шатру пронесся легкий гул изумления — не врет ли?

— А своих сколько положил?

— Сто тридцать два ратника.

В шатре все притихли, наступила полная тишина, только слышно было, как за шатром вдалеке перекрикиваются воины.

— Ну-ка, ну-ка, расскажи поподробней. Не бывало еще такого.

Я рассказал о проволоке и пешцах на склонах холмов.

— А проволоку где взял? — не поверил кто-то из находившихся в шатре.

— Дал денег, и мои посыльные скупили всю проволоку в Коломне.

Шатер вздрогнул от хохота.

— То-то мы проволоку сыскать нигде не могли, когда хотели мосты вязать. А виновник-то — вот он! — дивился один из бояр.

— Подожди-ка! — князь Одоевский вышел из шатра и быстро вернулся.

Вскоре в шатер стали прибывать бояре. Когда их набилось уже около сотни, князь попросил:

— Расскажи-ка, как бой шел, и как ты готовился.

Я громким голосом, чтобы было слышно всем, пересказал подробности подготовки к бою и самого боя. Бояре удивленно загомонили. Но князь поднял руку, и в шатре стихло.

— А теперь скажи, сколько татар положил.

Я назвал цифру.

— А каковы твои потери?

Я снова назвал. На этот раз гул голосов был более продолжительным.

— Поняли, что получается, когда человек за дело радеет и головой думает, не полагаясь на силу? — обвел взглядом бояр князь. — Все свободны!

Я поймал на себе завистливые, восхищенные и даже злобные взгляды. Похоже, я приобрел себе не только друзей, но врагов — завистников и недоброжелателей.

Я тоже направился было к выходу.

— Постой! — на мое плечо легла рука князя. — Воевода ты еще молодой, но после сечи должен был гонца послать с донесением. Прощупывают татары обстановку, ищут слабое место, где ударить сподручнее. Понял?

Я кивнул.

— А вообще — молодец, побратим. Всенепременно сам государю доложу. Когда вернемся в Москву — зайди в Разрядный приказ, отпиши, у кого из бояр какие потери. Имена храбрых для благоволения государя и наград представь. И малодушных в воеводской отписке покажи — для общественного стыда и немилости. Бояре-то все целы?

— Все.

— Ну, желаю удачи. Экий ты, братец, орел!

Я вскочил на коня и, едва отъехали от шатра, поблагодарил Федьку.

— Это ты здорово с бунчуком удумал, а то и не поверили бы.

— Боярин! Это ты первым делом должен был сделать — прости уж за напоминание.