— Ура! Слава боярину! — бурно возрадовались мои помощники.
По дороге в Вологду я бережно держал сундучок перед собой, а дружинники мои везли мешки с ценностями.
Дома ратники бережно отнесли мешки в мой кабинет и собрались во дворе, ожидая моих приказаний. Срочных дел на ближнее время не предвиделось, и я освободил их от службы до вечера и на весь следующий день — пусть отдохнут, заслужили. Кто-то подался на торг, а Демьян поехал в родную деревню.
Подхватив сундучок, я быстро пошел к дому. Елена, зная мой характер, проводила меня понимающим взглядом, благоразумно не вмешиваясь в мои дела.
Я взбежал по ступенькам на второй этаж, неся перед собой заветный сундучок. Поставил его на стол, запер дверь и уселся в кресло. Волнение было велико — даже во рту пересохло. Очень хотелось не медля прочесть свой вердикт, но… я боялся. Страшно узнать свою судьбу, а еще страшнее — судьбу своих близких.
Наконец, я решился: отбросил крышку сундучка и взял в руки старинную, с пожелтевшими страницами, книгу. Руки тряслись, я не мог набраться решимости открыть ее и прочитать о себе. Потом взял себя в руки: чему быть — того не миновать!
Я уселся в кресло, перевернул обложку книги. Руки оказались в пыли. Да, давненько никто не открывал сей фолиант. Перелистал. Вот оно!
Строчки рукописных букв прыгали перед глазами. Так, «Юрий Котлов, будучи перенесен во времени…», и далее шли уже известные мне события. «… И заимев за заслуги обманом боярское звание…» Я покраснел. Но из песни слов не выкинешь, что было, то было. Что там дальше?
«… За заслуги в битве с крымскими татарами будет жалован княжеским званием, но ненадолго. Волею случая и судьбы будет перенесен в свое время…»
И это все? Я так стремился узнать свою судьбу, а тут — коротко, даже слишком лаконично.
Я перевернул страницу. «… Жена его невенчанная именем Елена покинет сей мир в возрасте сорока лет, умерев от чумы…»
Меня обдало жаром. Я опустил книгу, не в состоянии читать дальше. Это сколько же Елене сейчас? По-моему — двадцать восемь. Или двадцать девять? Недолго осталось ей жить — чуть более десяти лет. А где я буду в это время? Черт! Не написано, когда я вернусь в свое время. Так! А избежать чумы можно? Хм, если было бы можно, наверное, в книге не было бы про смерть. Чувство жалости к Елене теснило грудь.
А с Васяткой что? Я еще перелистал страницы.
«… Сын его приемный, именем Василий, примет после отца княжеское звание, и славен будет сей муж подвигами ратными. Много деяний со- вершит, будет в опале при царе Иоанне Васильевиче, да возвысится потом. И умрет в своей постели от старости в окружении детей и внуков…»
Ну, хоть одно предсказание оптимистичное!
Я перелистал страницу — пусто, другую — опять пусто. Странно! Книга толстая, а заполнены три страницы всего. Никак не должно такого быть. А может, каждый видит в ней лишь то, что написано на роду только для него и для самых близких ему людей? А другие люди увидят иное, свое?
Я вскочил на ноги и стал возбужденно ходить по комнате. Тяжко знать свою судьбу и своих близких. Не стоило мне искать эту книгу. Будут теперь предсказания будущих горестей и неминуемой кончины в конце жизненного пути давить, подобно дамоклову мечу, нависавшему на конском волосе над главой древнегреческого героя во время пира… Правда, Дамоклу было еще хуже — ему не было дано знать, когда оборвется волос. Однако и ожидание грядущей опасности куда тягостнее ее самой…
Первой мыслью было: «Сжечь ее?» Нет, поспешное решение. Надо спокойно поразмыслить. А вот что я сделаю — подарю-ка я ее настоятелю Савве. Про себя я уже все узнал, пусть теперь он сон потеряет… Слишком сильны впечатления.
Гляну-ка я еще раз. Я открыл книгу вновь, но все страницы были девственно чисты. Да что за непонятки такие? Я перелистал еще раз — пусто! Исчезли буквы и слова, словно их и не было. Книга-то действительно не простая!
Я положил книгу обратно в сундучок, оседлал коня и галопом помчался в Спасо-Прилукский монастырь.
На стук в ворота открыл окошко знакомый монах.
— Не вызывал настоятель.
— Я сам, без вызова. Подарок настоятелю привез.
— Проходи тогда, дорогу знаешь.
Я прошел в палату к настоятелю и застал его коленопреклоненным перед иконой. Увидев меня, настоятель кивнул и, завершив молитву, встал.
— Здравствуй, Георгий! Неожиданно появление твое. Случилось чего?
— Случилось, отец Савва.
Я поставил сундучок на стол и вытащил из него книгу.
— Сегодня в подземелье нашел! Прочти, но помни — сможешь это сделать только единственный раз, — предупредил я настоятеля.
Настоятель взял книгу в руки, зачем-то понюхал, поставил поближе свечи. Провел ладонью по обложке, открыл книгу и начал читать.
Лицо его по мере чтения менялось — сначала приняло удивленный вид, потом побледнело. Странно! Обычно лицо его остается невозмутимым и никакие чувства на нем не отражаются.
Настоятель захлопнул книгу, посидел, закрыв глаза. Видимо, то, что он прочел, сильно го потрясло.
Наконец, он открыл глаза, раскрыл книгу еще раз, стал листать — страницы были пусты.
Охрипшим враз голосом он спросил:
— Читал о себе?
— Да!
— Удивлен?
— Сильно!
— Вот и я немало. Оставишь книгу мне?
— Дарю. Страшно читать о себе и близких.
— Да, не каждый, прочитав о своей судьбе, останется в твердом разуме. Больше ничего в подземелье не было?
— Немного злата-серебра, — ответил я, снова утаив до поры от Саввы наличие древнего манускрипта.
Настоятель помолчал.