Я удивился:
— Это кому же?
— Угадай! Шучу! Стряпчему Кучецкому. Встретились во дворце, рассказал я, что супостата ты нашел, да убил при бегстве. Велел он тебе с визитом к нему домой явиться, как государь отпустит.
Мне стало приятно. Чин высокий, а помнит обо мне.
На третий день лишь удалось дьяку повидать государя. Ждал я его возвращения с нетерпением.
— Ну, что государь решил? — даже забыв поприветствовать боярина, спросил я.
Выродов не спеша уселся в кресло.
— Вот уж не замечал у тебя ранее спешки, от Андрея набрался?
— Не томи, боярин.
— То, что убийцу нашел — тем государь доволен. Не думал он, что змея подколодная во дворец вхожа. И кручинился, что боярин Морозов убит. Лично с ним поговорить хотел. Но что случилось, то случилось — назад не вернешь.
— А со мной-то как же?
— Езжай в свою Вологду. Государь благодарит тебя и более в первопрестольной не держит.
— Уф, хорошо-то как! Так я сегодня и съеду.
— Должок за тобой, — прищурился Выродов.
— Нет за мной долгов.
— А стряпчий? Сегодня снова его видел — спрашивал он за тебя.
— Прости, боярин, выскочило из головы на радостях.
Выродов усмехнулся.
— Нет, тебе при дворце служить никак нельзя. Как станешь столоначальником, так и умрешь им.
— Это почему же? — обиделся я.
— Потому! Встречи со стряпчим московские бояре месяцами добиваются — вельми уважаем, и государь к его мнению прислушивается. А тут — Кучецкой сам приглашает, а ты — «запамятовал». Нет, не сделаешь ты карьеры — разве только на бранном поле.
Помедлив секунду, Выродов вдруг взглянул мне прямо в глаза. Его взгляд был острым и пронзительным. Чувствуя, что это наша последняя встреча, московский вельможа, искушенный в тонкостях великосветских отношений и повидавший много на своем хлопотном посту, искренне напутствовал меня и — как знать — быть может, предостерегал от излишней прямолинейности и твердости там, где важнее гибкость.
— Все у тебя есть: ум, сообразительность, грамотен ты. Андрей сказывал — ты так быстро пишешь, как у нас писцы, для кого письмо — всю жизнь хлеб, не могут. Но только нет у тебя способности поднести начальству на блюдечке результат, которого оно ждет. Даже больше скажу — спину лишний раз согнуть не хочешь. А гордыня — грех. Ладно, чего мне тебя учить — сам боярин, люди под тобой. Другой бы, такие слова заслышав, возмутился, но я мыслю — тебя не изменить. Единственно прошу: позову в трудный час — не откажи. Тем, кто к трону на четвереньках ползет, верить до конца нельзя. С тобой в сечу я бы пошел, чтобы рядом рубиться. Знай — повезло и жене твоей, и дружине, что хозяин у них такой. И сына таким же воспитай.
— Спасибо за добрые слова, боярин! Прощай! Будешь в Вологде — мой дом для тебя всегда открыт.
— И тебе удачи и долгие лета.
Я отвесил поклон и вышел. За дверью томился Андрей.
— Ну что, боярин, уезжаешь?
— Уезжаю. Андрюша. Только просьба у меня к тебе напоследок.
— Все исполню, только скажи, — обрадовался возможности быть мне полезным Андрей.
— Ты знаешь, где стряпчий государев Кучецкой живет?
— Да кто же в Москве этого не знает? — удивился Андрей.
— Проводи меня к нему.
Я собрал свою тощую сумку с пожитками, оделся. Возвращаться в Разбойный приказ я уже не собирался.
Мы не спеша шли с Андреем по московским улицам, он показывал на дома: этот — боярина Сабурова, а левее — боярина Репнина, а вот эти хоромы — князя Кутузова. Я чуть не ляпнул: «Того самого, чьи потомки французов били?», но вовремя прикусил язык.
Так, за разговорами, дошли до солидного, но без вычурности, дома из белого пиленого камня.
— Пришли, — невесело заявил Андрей.
— Что нос повесил?
— Люб ты мне, боярин, расставаться жалко.
— И мне тоже. Не заладится что в приказе — перебирайся в Вологду, под мою руку.
— Нет, пока можно — здесь служить буду. Тятенька велел. Вот я — из простых, а ты — боярин, и разница между нами— ого-го! А мне просто с тобой, и есть чему поучиться. Несколько дней всего, а я повзрослел на год.
— Вижу — даже по моему примеру пистоль купил.
Щеки Андрея заалели.
— Давай хоть обнимемся, Андрей! Кто знает — свидимся ли еще.
Мы обнялись, похлопали друг друга по спине и пожали руки. Андрей нехотя развернулся и побрел к Ивановской площади.
Я постучал в ворота. Открыл вальяжный слуга.
— Хозяин не принимает.
— Передай ему — боярин Михайлов спрашивает.
Слуга окинул меня подозрительным взглядом. Вероятно, в его глазах я па боярина и на уважаемого человека явно не тянул. Тем не менее он отправился в дом и вскоре пригласил меня. В сенях брезгливо принял тулуп, рядом повесил мою котомку и проводил в горницу.
Навстречу шел стряпчий Федор Кучецкой.
— Ба! Сколько лет, сколько зим, боярин! И ведь не заглянул к старому знакомцу!
— Так ведь с твоей подачи меня государь из Вологды вытащил, все дни делом занимался, без продыха. Не было возможности дать знать о себе.
— Говорил мне дьяк Выродов о твоих успехах. Хвалил, что убийцу нашел быстро, когда у них у всех руки опустились. Знал я — не подведешь. Так и государю сказал. Молодец, не подвел. А что до Выродова — я никогда прежде не слышал, чтобы он кого-то хвалил из своих подчиненных. А со мной — соловьем разливался. Цени!
— Ценю.
— И чем же государь тебя за службу отблагодарил?
Я пожал плечами. По лицу Кучецкого пробежала тень.
— А ведь дьяка-то отметил. Дом убиенного ныне злодея Выродову отписал.
— Так ведь и я не на улице живу — в своем доме, и вотчина есть.